«Емец стоял красный, как помидор, и ушел. Пришел Кучма, а с ним Кучеревский»: Чередник – о Днепре, Олимпиаде и как отказал Лобановскому

Откровенный разговор на FanDay.net ‒ у нас в гостях олимпийский чемпион, первый наш легионер в высшем английском дивизионе, скаут, непосредственно просматривавший будущих звезд первой величины. И это всё – один человек! Алексей Чередник – легенда Днепра, ветеран сборной СССР, многолетний успешный селекционер Шахтера.

Олимпийский чемпион Сеула 1988 года Чередник переезжал из Таджикистана в Днепр с большим скандалом и дисквалификацией, но приглашение Алексея полностью себя оправдало – он завоевал все трофеи советского масштаба, в составе сборной стал олимпийским чемпионом Сеула. 

В первой части эксклюзивного интервью сайту FanDay.net Алексей Чередник рассказал о золотых медалях бывшего Союза и Олимпиады ’88, о том, как Лобановский «уволил» его со сборной, а также странных матчах и огромных премиальных. Отдельно наш собеседник отбелил репутацию чемпиона Европы, которого в Днепре обвиняли в мелком хулиганстве прямо на поле! 

«У самолета отказали двигатели, нас посадили на военную базу США. Держали в стеклянной колбе под присмотром автоматчиков»

– В этом году у вас сразу несколько юбилеев. 1 октября исполнится 35 лет с памятной победы на Олимпиаде в Сеуле. 11 ноября ‒ 35-летия «золото» с Днепром. Да и в 1983-м вы были в команде, завоевавшей чемпионство. О каких матчах в первую очередь будете рассказывать своему внуку?

– Если придется, обо всех. Много было шикарных матчей. О каждом есть что вспомнить, что рассказать. Например, два тяжелейших выездных поединка под крышей в Ленинграде и Москве в 1988-м, открывшим нам путь к золотым медалям чемпионата. А как не вспомнить финал Кубок-1989 с московским Торпедо – 1:0, после которого мы впервые завоевали этот трофей!? А игры в составе сборной на Олимпиаде в Сеуле! 

‒ Бразилия, Ромарио, Таффарел…

‒ Так вышло, что в решающей игре против бразильцев я не играл – был дисквалифицирован. И все равно тот финал мне никогда не забыть. 

‒ А еще что в памяти?

‒ Не только победы. Были матчи, которые мы не выигрывали, как, например, со Спартаком в Москве, когда нас просто в открытую «убивали», но мы таки вырвали ничью – 2:2. 

Запоминающимся получился четвертьфинал Кубка чемпионов против Бордо в Кривом Роге, ранней весной. Поле сушили вертолетами, а мы потом месили грязь и ноги судорогой сводило. 

Или когда с Хайдуком играли в снегопад, а Пучков еще забил в свои ворота. 

Или как в Тбилиси в полуфинале Кубка бушевали болельщики, кидая в нас посторонними предметами, и мог пострадать Кучеревский. 

Как в Ташкенте кто-то из болельщиков бросил граненый стакан и разбил голову Жиздику. 

– Я впервые увидел вас на стадионе «Метеор», когда вы только начинали свою игровую карьеру в Памире. Какие воспоминания остались о том душанбинском этапе?

– Только положительные. До сих пор с теплотой вспоминаю тот Памир. Это моя первая команда мастеров. Там я впервые заявил о себе как футболист и встретил правильных людей, которые мне подсказали, как выбрать цель и идти к ней. Часами могу о той команде рассказывать. 

Алексей Чередник (справа) в Памире

– Вот и расскажите, как в 17 лет вы оказались в команде мастеров.

– В Первой союзной лиге одно время у команд не было дубля ‒ те, кто окончил футбольную школу Памира, играли на область. А в 1977 году турнир дублеров возродили и нас, 7-8, человек взяли на просмотр. 

И вот зима, у нас первая тренировка в зале на поле для гандбола. В одном из игровых эпизодов я жестко сыграл против Абдугаффора Юлдашева. Толкнул его так, что он упал на бордюрчик, который опоясывал поле. Тот поднялся и набросился на меня. Мол, еще пацан, даже не в дубле, а такое себе позволяет. И тут 29-летний Гена Черевченко подходит к Юлдашеву и говорит: «Не трогай его, это наш парень, будет играть». 

Так меня приняли в коллектив, и уже в 19 лет я стал основным игроком Памира. Вообще, ту Первую лигу союзного чемпионата, нельзя сравнивать с нашей нынешней Первой лигой. Там играло столько классных мастеров: в Кузбассе – Виталий Раздаев, в Карпатах – Юрий Суслопаров и Андрей Баль, в ленинградском Динамо – Юрий Желудков, в Жальгирисе – Арвидас Янонис, в Кубани – Александр Плошник и Юрий Семин, в запорожском Металлурге - Иван Шарий, в Днепре – Михаил Михайлов, в Металлисте – Юрий Сивуха. По именам можно сборную собрать. 

– Длительные поездки, перелеты выматывают футболистов. А ваш самый тяжелый выезд?

– Марк Исаакович Тунис – тренер, который ввел меня в основу Памира, ‒ как-то позвонил мне, а он сейчас живет в Канаде, и сказал: «Алексей я тут посмотрел статистику, оказывается в 1980 году, ты сыграл 45 игр из 46». А я даже не знал. Проверил – так и есть. Пропустил лишь одну игру, и то из-за перебора желтых карточек. А мне ведь и 20 еще не было. 

А самый тяжелый выезд, конечно, Хабаровск. Помню, когда туда летели, пересадка у нас в Новосибирске была. Однажды мы застряли там на двое суток. Спали прямо в аэропорту Толмачево, на цементном полу, под головы клали мячи. Погода нелетная была, а еще с керосином было плохо. Просто ад. Потом, перед московской Олимпиадой-80, уже летели через Москву. Лето, во Внуково уйма народу. Идешь по узкой тропе, везде люди лежат – сумасшедший дом. Но мы были молодые. Все могли выдержать, даже не заметить, что вокруг тебя происходит. 

– Были такие люди, которые страшно боялись летать?

– Ну-у-у… Иштван Секеч очень боялся летать. Помню, когда он садился в кресло самолета, то брался за ручки, и первыми словами у него были: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет». Из Душанбе в Москву мы всегда летали через Аральское море. Самолет ИЛ-18 – четыре двигателя, страшный гул. По времени лететь – 5 часов 50 минут. И вот Секеч все это время крутил эти ручки. 

Когда в Днепре играл, Саша Сорокалет у нас страшно боялся летать.

– А вы не боялись авиаперелетов?

– В первый раз я испытал страх перелетов в 15 лет. В составе сборной Таджикистана летел на турнир в Чирчик и у самолета загорелись два правых двигателя. Хорошо, что рядом оказался аэропорт, на который мы удачно приземлились. 

Расскажу еще один случай, это когда я уже был в сборной, и мы летели в Швейцарию на отборочный матч. Самолет над Альпами попал в зону турбулентности, и нас так стало трясти. Казалось, крылья у лайнера складываются, то в одну, то в другую сторону. Думали – все. В креслах все стояли на коленях. Но потом, как-то сели. 

– С Днепром вы тоже чуть не попали в авиакатастрофу. Помните?

– Да. Случилось это, когда мы летели в Турцию на игру Кубка европейских чемпионов с Трабзонспором. Наш самолет был канадским и у него отказал двигатель. Спасло то, что военная авиационная база США Инджирлик оказалась рядом под нами и нас туда посадили. Разместили в стеклянном помещении, похожем на колбу. Два часа мы сидели в жаре, под присмотром военных с автоматами, пока за нами не прислали другой самолет. 

– А вы как коротали время в самолете?

– Обычно спал. Молодой был, что мне. Быстренько падал в кресло – и на боковую. Тогда ведь ничего не было: телефонов, ноутбуков, планшетов. 

 «С одной поездки в Афганистан можно было заработать 50 тысяч советских рублей»

– Памир – это визитная карточка Таджикистана. Почему, команда, в которой вы играли, была близка, но так и не сумела выйти в Высшую лигу – то четвертые, то пятые?

– Дело в том, что все тогда решалось в Москве: кого выпустить в вышку, кого нет. Команда у нас шикарная была: Гесс, Черевченко, Турсунов, Сарычев, Радионов, Раимджанов, Азамов, Амриев, Муродов, Мосягин, Белялов. Шесть-семь человек, спокойно могли играть в высшей лиге (из этого списка вскоре Гесс перешел в Спартак, а Сарычев в Торпедо, ‒ прим. А.П.). 

Почему большинство ребят не стремились переходить в клубы посильнее? У меня такие мысли: рядом с Таджикистаном ‒ Афганистан, одна поездка туда могла пополнить семейный бюджет на 50 тысяч советских рублей. Ни в одной команде Высшей лиги в 70-е годы такие деньги просто нереально было заработать. Представляете, что такое 50 тысяч рублей в те времена? Двухкомнатная кооперативная квартира стоила две с половиной тысячи, трехкомнатная ‒ порядка трех тысяч. Машина ВАЗ – шестерка до шести тысяч рублей. 

– А как можно было из Таджикистана, одной из союзных республик, взять и поехать в Афганистан?

– На автобусе из Душанбе до таджикско-афганской границы, потом по реке Пяндж на пароме, с одного берега на другой. А там пересадка на афганский автобус, который по серпантинной дороге вез людей дальше.

– И что туда везли? На чем зарабатывали такие деньги?

– В автобусе половина кресел снималась, а образовавшееся пространство заполнялось. Везли туда все: телевизоры, бытовую технику, рабочие инструменты. Там весь этот товар сдавался оптом. А оттуда везли только ткань: панбархат и кристалон. Отрез первого (три метра ткани, ‒ прим. А.П.) в Союзе стоил в районе 300-350 рублей, второго ‒ 150-200. Рулонами везли к нам этот материал. Тот, кто сумел в Афганистан провезти больше товара, тот больше и заработал. Вот такая арифметика. 

– В 1980-м Днепр вернулся в высшую лигу. В тот год для команды многое решалось в Душанбе. Вы помните сюжет той игры?

– Конечно. Хорошо помню тот матч. Мы его проиграли – 1:2. И на сей счет, у меня вот какие мысли: два-три человека из Памира точно сдавали ту игру. Это мое мнение. Раньше я его нигде не озвучивал. Есть подозрения, но доказательств нет и не будет. Хотя, если разобраться по моментам: кто-то где-то ногу убрал, кто-то не подпрыгнул, еще что-то. 

Но я все равно люблю тот Памир, ту команду. Она мне дала все. Всех тех людей, с которыми играл, просто обожаю. Даже сейчас могу всех по фамилии назвать: Черевченко, Кириенко, Сапрыкин на первых порах многому меня учили. Такие нюансы рассказали об игре в защите. После Памира меня считали жестким игроком, хотя я никого не сломал. Плюс тренеры, под началом которых я играл в Памире, ‒ Олег Хаби, Иштван Секеч, Марк Тунис, ‒ тоже свою лепту внесли. Мне вообще на тренеров везло. У каждого из них была своя изюминка. 

– Правда, что по окончанию того матча болельщики Памира в игроков Днепра камни бросали?

– Да, это правда. Они разбирались в футболе, видели и понимали, что происходит. 

 «С Коломойским виделся один раз, когда он уволил Федоренко, а мне предлагал остаться»

– Итак, Днепр…

– В Днепр меня позвали в 1982–м. Я дал согласие, написал заявление, но все закончилось большим скандалом. Дело мое зашло так далеко, что решение принималось на уровне первых секретарей райкомов. Итог: меня дисквалифицировали на год, так что я весь чемпионский сезон 1983 года провел в дубле Днепра. 

– В Днепре вы появились зимой 1983-го. Помните, как ходили на встречу со студентами металлургического института?

– Конечно. Мне тогда еще медаль вручили, огромную такую – литую. Храню ее. 

– Вас тогда мало кто знал. Все спрашивали: а это кто? Помню, вы еще сказали, что через год о вас все услышат и заговорят.

– Честно, я такое сказал? Дело в том, что с детства родители и тренеры внушали мне, что только упорный труд может дать результат. Я был уверен в себе. Настроился на рабочий лад. А еще у меня было огромное желание показать себя, пробиться в основной состав Днепра и добиться чего-то весомого. 

– Поскольку на ту встречу пригнали весь третий курс института, высокая вероятность, что одним из присутствующих студентов был Игорь Коломойский.

– Да, ладно! Ничего себе! Не знал. 

– Как часто вам потом приходилось сталкиваться с Игорем Валерьевичем?

– Всего лишь один раз, на базе в Приднепровске. И то, когда он увольнял Николая Федоренко. Мне и Яровенко он сказал тогда: «А вы можете остаться». Но мы были единой командой, поэтому сказали «спасибо», встали и ушли. 

– Ваше отношение к нему в свете того, что дальше произошло с Днепром?

– Вы, имеете в виду, то что того Днепра не стало? Мое мнение: человек который тратил свои немалые деньги, стоит того, чтобы к нему относились с уважением. Шляпу перед ним я бы, конечно, не снял, но должное ему все же отдал. Прав он в каких-то вопросах, или не прав, ошибался где-то, или нет. Человек столько лет финансировал команду, которая дошла до финала Лиги Европы – это многого стоит. 

Думаю, болельщики Днепра все-таки должны быть ему благодарны, что он в такое непростое время содержал команду многие годы. А почему в конечном итоге он так с Днепром поступил, так это следует у него спросить. 

– По прошествии времени вы о чем-то жалеете?

– Жалею лишь о том, что в 1983 не играл, что написал тогда сразу два заявления на переход в Днепр и московское Динамо. В итоге так и не стал, как Владимир Лютый, кавалером всех наград, завоеванных Днепром в союзные времена. 

Алексей Чередник

– Кстати, где вы смотрели решающую игру Днепра со Спартаком в 1983 году?

– На «Метеоре», под козырьком ‒ где известные в Днепре люди обычно сидят. Тот год я отбегал за дублеров. Играл под чужими фамилиями, чаще – Бобриков.

– А разве можно было выходить на поле под чужой фамилией, при этом оставаясь незамеченным? Наверняка вас знали в лицо какие-то арбитры, инспекторы? 

– Это сейчас у каждого игрока есть персональная карточка участника соревнований, которую перед каждой игрой нужно показать арбитрам. А тогда ничего подобного не было. Заполнили тренеры протокол ‒ и все. Кто меня знал здесь, в Украине? Какая разница, кто ты: Бабрков, Вобликов, Добриков. 

«Песня «Миллион алых роз» за ночь раз пятьдесят неслась из окон Николая Павлова»

– Когда вы пришли, какая атмосфера царила в Днепре?

– Поначалу я вообще не знал who is who (кто есть кто, ‒ прим. А.П.) Для меня все было в диковинку – новая жизнь. Конечно, старшие ребята требовали к себе уважения, что абсолютно справедливо, но дедовщины в Днепре не было. Володя Устимчик был молчуном, но дело свое он четко знал и делал. 

У Саши Погорелова первой командой мастеров, как и у меня, был Памир. Причем, до 15 лет он занимался баскетболом, потом переквалифицировался. Коля Павлов, честно говоря, был среднего уровня футболист. Но на поле он мотиватор и боец. Мог подбежать, накричать, даже толкнуть, чтобы завести команду. Андрей Дилай – тот вообще красавец, душа-парень. 

Вот эти люди на тот момент были лидерами в команде. А главное – в Днепре был отличный тренерский коллектив, который сумел все это собрать воедино. Провести хорошую селекцию, добавить доморощенных молодых ребят.

– Ваше первое впечатление о Емце и Жиздике?

– Я подписал контракт с Днепром в ноябре 1982 года. Ну, как контракт, просто договорились, подкрепив сказанные слова заявлением. У меня только дочка родилась, поэтому тренеры меня отпустили до 18 января. Ехал я уже в Сочи, где Днепр работал по полной программе на сборах. Помню, захожу в прокуренную комнату. Сидит Емец, пухленький такой, в одних трусах с сигаретой, возле балкона курит Жиздик. Я знал, что они курильщики, поэтому в качестве презента привез им по пару блоков хороших сигарет – Camel и Marlboro. У нас в Душанбе они продавались на каждом углу, а в Днепре только с подполы. Когда положил сигареты им на стол, они были в восторге. 

– Когда они только появились в Днепре, многие болельщики, увидев Жиздика, думали, что это он главный тренер. 

– Со стороны выглядело именно так. Жиздик всегда был одет с иголочки. В костюме при галстуке. Костюм обязательно в светлых тонах. Он никогда не носил темных цветов - серый или бежевый. Мы его называли «папа». 

– Папа слово всегда держал? 

– Все, что обещали Жиздик и Емец, всегда выполняли. Даже если ошиблись с игроком, все равно держали слово. 

– Джентльменский набор советского футболиста – машину, квартиру сразу получили? 

– Да. А семью – жену, дочку и тещу – перевез весной. Квартира была без мебели. На базе взял какой-то диван. Первое время коробка из-под телевизора была у нас вместо стола. 

В одном доме со мной на жилмассиве Победа получили квартиры Павлов, Дилай, Художилов. Помню, как из окон Николая Павлова песня «Миллион алых роз» за ночь неслась раз 50. Кондиционеров тогда еще не было. Когда жара, окна у всех нараспашку, а тут всю ночь эта песня. 

– Слышал, что у Жиздика по всем карманам были разложены деньги. Суммы разные, какую не назови ‒ он доставал и выдавал, не считая…

– Это чистейшая правда. Одной левой рукой он доставал деньги (правой руки у Жиздика не было – потерял на войне, ‒ прим. А.П.). Какой бы толщины не была пачка, можно было не пересчитывать. Он никогда ни ошибался, ни на одну купюру. 

«Когда мы говорили Жиздику, что нам предлагают сдать игру, он сразу же поднимал премиальные»

– И премиальные все по счету?

– Да. Правда, мы иногда его дурили. 

– Это как?

– Помню, приезжаем в Ереван. Папа говорит: «За победу премия – 400». Утром выходим на зарядку, и кто-то из ребят бросает такую фразу: «Папа, тут люди приходили, по 800 рубликов обещают каждому отвалить за сдачу игры». Он тут же: «Так, за победу – 1000». Мы вышли, хлопнули Арарат, получили по тысячи и все довольны:) 

– Бывало такое, что в перерыве он мог удвоить премиальные?

– Если мы плохо играли, он всегда произносил свою любимую фразу: «Братцы вы мои, что вы полову жарите». Все время я думал, что такое полова, которую жарят? (полова – отходы при обработке и очистке зерна, ‒ прим. А.П.). В понимании Жиздика это означало, что все, чем мы занимаемся на поле плохо и надо что-то менять. 

– Многие хотели попасть в Днепр, потому что знали, там их не обманут. Зарплаты, высокие у вас были?

– Зарплаты в Союзе у всех были одинаковые. Высшая лига – 250, если ты игрок основного состава, 200 – игрок, приближенный к основе. Первая лига – 160 рублей. Моя первоначальная зарплата в Памире как раз была такой. И то поначалу я ее с одним из партнеров делил пополам. А вот премии разные – у кого как. Да и потом, всякие дополнительные заработки были. Мы, например, по колхозам ездили с «гастролями»:) А еще, каждый игрок, приписан был к какому-то рабочему месту, а это тоже доплаты. 

Но все, конечно, стремились в Среднюю Азию попасть. В Узбекистане, особенно в Бухаре, просто «Клондайк» был. По тем временам люди там получали сумасшедшие деньги. В Высшей лиге столько никому не платили. 

– Говорят, спартаковцы вам завидовали?

– Нам все завидовали ‒ и спартаковцы, и динамовцы. Киев всегда выезжал за счет еврокубков. Они постоянно ездили за границу, и у них водилась валюта. У Спартака тоже. 

– А вы когда первые доллары заработали?

– Когда за границу поехали, по-моему, в Италию. Там премиальные в долларах получили. После Олимпиады премия у нас в долларах была. 

– С судейским произволом часто сталкивались, играя в Днепре?

– Сказать, что судьи уж очень нас «убивали», я не могу. В основном, беспредел творился в некоторых матчах со Спартаком. А так, я бы не сказал, что нас сильно прессовали судьи. Да и коллектив у нас еще тот был. Нас убивай - не убивай, мы могли вытащить любую игру. Не допускали, чтобы нас так просто взяли и уничтожили. У нас защита очень крепкая была, Попробуй, пройди ее, дойди до наших ворот. Мы еще подшучивали над нашими вратарями. Говорили Краковскому и Городову: «Вы там, небось, замерзли в воротах, отдыхаете, мяч если долетает к вам, то полуспущенный, весь в крови». Вишневский, Пучков в центре, мы с Башкировым на флангах, все на подступах к воротам вырезали. 

«Днепр стал первым из украинских клубов, который отказался от повинности отдавать Динамо 75% очков»

– Много в Союзе было договорных матчей?

– Хватало. До прихода в Днепр Емца и Жиздика киевлянам надо было 75% очков отдавать. У великого тренера Лобановского, помните, какая система была? Победа дома, ничья на выезде. Это график – чемпиона. Украинские клубы вынуждены были мириться с такой повинностью, и отдавать динамовцам нужные очки. Первая команда, которая отказалась от этой практики, был Днепр. 

– Вам приходилось участвовать в «странных» матчах?

– Провокационный вопрос. Наверное, у каждого футболиста были такие матчи. Мне бы не хотелось о них говорить. 

– Что, и про игру с тбилисским Динамо не расскажете? Про ваш гол с 40 метров, который не входил в планы ни одной из команд.

– Не стану отрицать, тот матч был из разряда тех, как вы говорите, «странных». Мы проиграли. 2:3. Последняя игра чемпионата, который мы провалили. Нам уже ничего не надо было. А динамовцам победа давала многое (право участвовать в Кубке УЕФА, ‒ прим. А.П.). Вот мы им и помогли… А гол, конечно, случайно я забил – при счете 1:2. Мяч был в центре поля, в районе круга. Партнер покатил мне пас, а я ударил в сторону ворот, просто так и попал в девятку. Случайно! Я ведь до ворот с центра поля никогда мяч добить не мог. А тут такое, ну, бывает:) 

– Вы тогда, особо и не радовались, да вас никто и не поздравлял.

– Да чему тут радоваться. Помню, партнеры подходят, пожимают плечами, кто-то говорит: «Ну, иди теперь и думай, как нам пропускать»:) 

– Из забитых вами мячей какой чаще вспоминаете? Наверное, свой гол в ворота Бордо в 1988-м?

– Не стану кривить душой, гол в ворота Бордо на второй минуте матча, конечно, стоит особняком. Но крепче всего мне в память врезался, даже не гол забитый мною, а одно событие, которое предшествовало, голам, которые забил мой партнер. 

Дело было в Душанбе, у меня свадьба. Два дня мы гуляли. Первый день в ресторане, а второй у меня дома с родителями. Посидели, сделали шашлык. На следующий день у нас игра чемпионата с Колосом. Команда поехала на заезд на базу – готовилась. А мы с Манасяном, который у меня на свадьбе был свидетелем, приехали вечером, отоспались, а на другой день игра. Мы Колос обыграли – 3:2, и я сделал две голевые передачи Манасяну. А еще один гол Турсунов забил (юбилейный 100-й для него в Первой лиге, ‒ прим. А.П.). В раздевалку заходим, и тренер Владимир Гулямхайдаров спрашивает у администратора: «Там у нас никаких свадеб не намечается еще?»:) 

«История о том, что Тигана сходил на поле по-маленькому, чья-то выдумка»

– А матчи с Бордо были лучшими для вас? 

– Да, те наши противостояния в 1984 и 1985, а также в 1988-м, навсегда отложились в памяти и получились просто феерическими по качеству игры. Еще выделю один свой матч на Олимпиаде против Аргентины, считаю, его я здорово провел. 

– В матчах с Бордо что больше всего запомнилось?

– Когда во Франции, в первом матче, болельщики в один момент зажгли зажигалки, выглядело впечатляюще. Для нас тогда это было необычно и удивительно. А еще Краковский супер-игру выдал – пенальти потащил. Мы ведь в том матче победу заслужили, второй наш гол арбитр не засчитал. Там офсайда в помине не было – чистейший гол. Даже сейчас, посмотрев в YouTube тот момент, можно легко заметить, что французский защитник в полуметре был ближе к своим воротам. Как мне потом рассказали, после игры французы судье дорогущие часы подарили. 

– Серия пенальти в ответной игре – трагедия для Днепра?

– Да нет. Конечно, обидно было. Отбегали 120 минут. Когда закончилось дополнительное время, я сел на газон, и подняться уже не мог – мышцы на ногах так свело судорогой, просто жесть. В том матче я играл опорного полузащитника. И у меня было персональное задание, присматривать за Жиресом. Емец сказал: «Он в туалет ‒ и ты в туалет, он ко мне на скамейку, ты за ним». Я должен был все сделать, чтобы он не играл, чтобы его не было видно. 

И еще когда в мою зону смещался Тигана, я должен был переключаться на него. Весь матч я за ними пробегал, они так ничего и не сделали. А у меня был момент, мог забить, но вратарь вытащил мяч из-под перекладины. Ну и угловой я заработал, после которого, Лысенко забил гол. Когда дело дошло до серии пенальти, думал: «Только не я!». Так набегался, что просто до мяча бы не дошел. Впрочем, до меня очередь так и не добралась. 

– Говорят, что некоторые из вас просто отказывались бить 11-метровые?

– Ерунда полная. Фамилии тренеры называли. Литовченко пошел бить первым, так как капитан. Хотя, может, и не надо было ему первым бить. Надо было на первый удар Пучкова отправить. Тот «отмороженный», он бы точно забил, хоть с постели его вытащи. 

– Раз в круг ваших обязанностей входило приглядывать и за Тиганой, можете подтвердить или опровергнуть слухи, что якобы француз по ходу матча взял и помочился прямо на поле.

– Глупость какая-то. Такого точно не было. Наверное, кто-то просто перефразировал слова, которые сказал Владимир Емец на установке, по поводу следовать за игроком даже в туалет. Так что история про Тигану всего лишь чья-то выдумка. 

«Так и сказал ребятам: «Приедем с Олимпиады ‒ увидите, как травмированный Пономарев сразу выйдет играть за свой клуб»

– Тридцать пять лет назад олимпийская сборная СССР завоевала «золото» на Олимпиаде. Время не стерло в вашей памяти эпизоды выступления команды в Южной Корее?

– Олимпиада – такое событие, которое сложно забыть. В Сеуле первую игру с хозяевами мы сыграли вничью – 0:0. А затем поочередно обыграли Аргентину – 2:1, США – 4:2, Австралию – 3:0, Италию – 3:2, Бразилию – 2:1. В игре с Аргентиной я дернул мышцу, поэтому с Америкой не играл. Мне тренеры дали отдохнуть, знали, что мы их хлопнем. Вместо меня Женя Яровенко играл. 

Олимпийская сборная СССР-1988

Когда играли с Австралией, на 70-й минуте кому-то из наших ребят австралийский игрок нанес серьезную травму (Татарчуку, ‒ прим. А.П.). Я разозлился, и когда их игрок был на углу нашей площади, пошел в подкат, да так, что у соперника, ноги кверху. В общем, разломал ему все, что только можно – отомстил за партнера. Судья подбегает, а он встает и бьет меня ногой в плечо (казалось, Митчелл, нанес удар в лицо, ‒ прим. А.П.). Помню, выбегает Сальков, царство ему небесное, и кричит мне: «Леша не вставай – лежи, лежи». И Леха Михайличенко пробегает мимо и тоже просит меня не вставать. Ну, я и лежу. Австралийца удалили, а меня Бог миловал, даже желтую не показали.

– Это правда, что о вызове в сборную вы узнали из газет?

– Не совсем. Мы были в Малайзии на турнире и Яковлевич (Леонид Колтун, ‒ прим. А.П.), подходит и говорит: «Тебя вызвали в олимпийскую сборную». Я сразу не поверил, думал, травит меня. А потом, когда вернулись домой, открываю еженедельник «Футбол-хоккей», смотрю – точно. 

– Известно, что через ту олимпийскую сборную Бышовец пропустил человек 70. Как вам удалось выдержать такую конкуренцию и поехать на Олимпиаду?

– Честно говоря, даже не знаю. У Бышовца надо спросить. Когда на базе нам назвали состав, который утвержден спорткомитетом для поездки на Олимпиаду я обалдел, узнав, что включен в него. Там как было: Бышовец подал свой список в спорткомитет, а дальше его рассматривали все эти старики, которым по 70-80 лет. Каждую фамилию утверждали. Но как потом писали, Бышовец подбирал игроков в команду не только по игровым качествам, он учитывал характер человека, бытовые качества, кто как друг другу подходит. 

– Говорят, те люди в спорткомитете, которые утверждали список, смотрели еще и на то, чтобы в команде было представительство всех союзных республик?

– Вполне возможно. В СССР всего можно было ожидать. 

– Кто были вашими конкурентами в сборной? 

– Конкурент был один, партнер по Днепру – Женя Яровенко:) Но Бышовец нас двоих взял на Олимпиаду. Единственное, с чем я не был согласен по составу, чего я не понимал, когда увидел список, так это отсутствие в нем литовца Вальдаса Иванаускаса. Его убрали и включили другого игрока.

– Кого? 

– Игоря Пономарева из Нефтчи. Я тогда прямо в глаза Пономареву сказал, все что накипело. Когда была встреча на 25-летие победы, он у меня спросил: «Леша, почему ты так ко мне?». Вот тогда я ему сказал, что просто не желаю с ним иметь никаких дел. 

– А за что вы так на него взъелись? 

– Много чего знал о нем нехорошего. Ребята рассказывали – Антон Шох, Евгений Шахов, как ездили на предолимпийский турнир в Южную Корею, Сальков тогда был главным тренером. Так там Пономарев пытался выслужиться перед ним, как только мог. Иванаускаса не должны были из состава убирать, он для сборной в отборочных играх гораздо больше сделал, чем Пономарев, и заслужил поездку на Олимпиаду. Во всяком случае, в Сеуле он был бы гораздо полезнее, чем Пономарев. 

Тот сыграл первую игру с хозяевами, что-то там дернул, и потом всю Олимпиаду просто ходил, гулял, спал, кушал. Короче, был балластом. Если прочитать интервью Бышовца, которое он дал уже после Олимпиады, то он сказал, что допустил одну ошибку с составом, как раз имея виду Пономарева. 

Помню, я тогда, всем ребятам сказал, вот увидите, приедем домой, он в первой же игре чемпионата будет играть, за свой клуб. Так и получилось. Мы вернулись, он выходит на игру в составе Нефтчи, играет весь матч, и забивает гол с пенальти (финал Олимпиады 1 октября, 11 октября игра Нефтчи – Локомотив 1:1, ‒ прим. А.П.). То есть, у человека была цель любым путем попасть на Олимпиаду. 

– Но ведь Бышовец взял в Сеул вашего одноклубника Вадима Тищенко, который после серьезной травмы просто не мог еще играть...

– Тищенко – это совсем другое дело. Золотой человек, царство ему небесное. Его нельзя было не взять. Он ведь был одним из лидеров той сборной. Считай, на себе вытащил весь отборочный турнир к Олимпиаде. А там были тяжелейшие матчи с Турцией, Швейцарией, Норвегией. Приклоняюсь перед Бышовцем – молодец, что так поступил. Несмотря ни на что, взял игрока, заведомо зная, что тот навряд ли сможет играть. 

Алексей Чередник (справа) в Сеуле

Тищенко был очень скромный, честнейший человек, поэтому он ни на одно чествование Олимпийской сборной, когда мы собирались, не поехал. Считал себя человеком, который не заслужил золото Олимпиады. Тот же Пономарев так бы не поступил. Помню, сидим мы с ребятами на корабле, уже после финала Олимпиады. Обсуждаем с бухгалтером сборной финансовые вопросы, всякие детали, когда и где нам выплатят премиальные. 

Знаете, какой первый вопрос задал тогда Пономарев? Спросил, когда можно подавать документы на оформление олимпийской пенсии, сейчас или потом. Все на него еще так посмотрели. А нам, кому 26, кому 28, думаем, парень, а ты не охренел. Вот так, у человека на уме уже пенсия была:) 

«Получив премиальные за победу в финале Олимпиады, первым делом купил жене в Сеуле песцовую шубу»

– Перед Олимпиадой акклиматизацию вы проходили в Японии, сыграли несколько игр, заработали какие-то деньги. Правда, что Бышовец выбил для всей команды видеомагнитофоны? 

– Да. В Сеул мы все приехали с коробками, как раз на мой день рождения 15 сентября (28 лет, ‒ прим. А.П.). Захожу в номер, а у меня на кровати лежит атласный южнокорейский или китайский материал красивый в коробке, какая-то сковородка и поздравление с днем рождения:) 

– Наверняка вы помните еще массу деталей из тех матчей, которые провели на Олимпиаде?

– С Италией в полуфинале я провел только первый тайм. Схлопотал желтую, понимал, что в финале играть не буду, да и мышца на ноге тянула, в наколеннике играл. В перерыве зашел в раздевалку и честно сказал Бышовцу: «Анатолий Федорович, у меня с ногой проблема, мышца тянет». Он все понял, заменил меня на Яровенко, уже с прицелом на финал, хотя счет на то время был 0:0. Так что из-за двух желтых, главный матч Олимпиады я вынужден был пропускать. 

– Итальянцев в полуфинале за счет чего удалось обыграть? 

– Думаю, они нас просто недооценили. Мы жили с ними в одной гостинице. Когда приехали, они стояли перед входом ‒ много смеялись, жонглировали мячом. Хотели показать нам, какие они крутые. Утром мы выходим на завтрак, доктор каждому из нас выдает баночку черной икры, грамм по 100. Итальянцы смотрят, как мы ложками ее едим. Для них черная икра – роскошь. Они потом писали, что Союз обыграл нас черной икрой. 

Кстати, я ее никогда не ел. Не любил. В Днепре, когда нам ее давали на завтрак, всегда Протасову отдавал на фарт, говорил: «Протя – это тебе». Олег съедал ее вместо меня. 

– Почему вы боялись в финале попасть на немцев? 

– Немцы есть немцы. Лично я считал, что они были посильнее бразильцев. Порядок, дисциплина, техника владения мячом на скорости, моральная подготовка у них всегда сумасшедшая. Бьются до конца. Меня лично это очень пугало. А игроки какие: Клинсманн, Хесслер, Ридле, Функель, Вуттке…

– Ну, и где вы смотрели финал?

– За воротами. Пару дней назад, просматривая ролики своих игр, случайно наткнулся на нарезку моментов финала Олимпиады 1988. В моменте, когда Добровольский забил пенальти, я за воротами прыгаю, радуюсь. Скажу честно: лучше быть на поле и играть, чем переживать за своих. Это несоизмеримые вещи.

– Фигура Бышовец…

– Кто-то его любит, кто-то нет – говорит, что Бышовец рвач. Например, Александр Бородюк, вообще на дух его не переносит (в Сеуле Бородюк в ключевых матчах не играл, был в запасе, ‒ прим. А.П.). А я о Бышовце хорошего мнения, он ничего плохого мне не сделал. Разглядел что-то во мне и доверил. Вот и все. Я с ним в прекрасных отношениях. 

– Читал, что каждому бразильцу за победу в финале Олимпиады один коммерческий банк в качестве премии обещал по килограмму чистого золота. Вам за победу сколько заплатили?

– По шесть тысяч долларов (капитан сборной Виктор Лосев в одном из интервью, рассказал, что получил в Сеуле 7 тысяч долларов, плюс еще 12 тысяч рублей, по приезду в Москву, ‒ прим. А.П.). Сейчас это вообще копейки, а по тем временам – большие деньги. 

– И как вы распорядились этими большими по тем временам деньгами? Что купили? 

– Жене песцовую шубу (долларов 800, не меньше). Накануне финала нас пересилили на корабль «Михаил Шолохов». За пределы порта никого не выпускали. Все нужно было заказывать. Сказал, что мне нужно в город, разрешили, дали сопровождающего. Мы поехали в центр в огромный магазин, там я и купил подарок жене. А остальные деньги потратил уже, когда ездили с Днепром в Марокко. Накупил кожаных вещей, разную технику.

«Душа у меня не лежала к сборной, когда тренером был Лобановский»

– 1988 год – это год чемпионата Европы и Олимпийских игр. Как тренеры сборных Бышовец и Лобановский находили точки соприкосновения, при комплектовании состава своих команд? 

– Да никак. Бышовец ведь поругался с Лобановским на тренерском совете. 

– После Олимпиады Лобановский высказался в том духе, что, мол, в Сеуле, и обыгрывать было некого: там одни парикмахеры выступали…

– Ага, парикмахеры: Ромарио, Бебето, Таффарел, Карека, Жоржиньо…

– Вы же потом попали в сборную к Лобановскому… 

– Так ему деваться было некуда. Мы попали в национальную команду, но он нас взял, скрипя зубами: меня, Харина, Бородюка, Савичева, Добровольского, Кеташвили. Я сыграл две товарищеские игры (с Болгарией и Нидерландами, оба раза выходил на замену, ‒ прим. А.П.). Потом Лобановский меня еще вызывал, но не давал игрового времени. 

А дальше у нас с ним произошел инцидент. 

Алексей Чередник в сборной СССР

‒ Что же случилось?

‒ Дело было так. Меня и Лютого вызвали в сборную. После игры чемпионата, которую Днепр проводил в Волгограде, мы должны были лететь в Киев. Погода нелетная, короче, мы опоздали. Автобус от гостиницы Днепр в Конча-Заспу, отправлялся, по-моему, в 13.00. А мы прилетели на пару часов позже. 

Берем такси, приезжаем на базу, администратор Александр Чубаров встречает нас и говорит: «Валерий Васильевич вас ждет у себя». Идем к нему, заходим в комнату, а он нам: «Ну, почему опоздали?». Мы ему: «Так не могли улететь – погода, транспорт, такси». А он и слушать нас не хочет. Сказал администратору, чтобы тот взял нам билеты и отправил домой. 

‒ Расстроились?

‒ Честно говоря, я не очень стремился в сборную к Лобановскому. Когда получил вызов, помню, сижу дома, собираюсь. Жена мне говорит: «Что-то ты сам не свой, угрюмый какой-то». А я ей отвечаю: «Ты знаешь, нет желания у меня туда ехать». Во-первых, после Олимпиады я очень устал, во-вторых, не лежала душа у меня к сборной, когда тренером у нее был Лобановский. Не любил я и манеру игры Динамо, хотя друзья-киевляне шикарные у меня были, со всеми хорошие отношения. Но надо было ехать, куда денешься. Вот я и поехал. 

– Лобановский ведь приглашал вас в Динамо. Почему отказали мэтру? 

– Он как-то подошел ко мне в коридоре и сказал: «Алексей, как ты смотришь на то, чтобы перейти в Динамо?». А я ему ответил: «Валерий Васильевич, да мне и здесь хорошо». В Днепре я был игрок основного состава, у меня все получалось. А в Динамо: Демьяненко, Лозинский, куда идти? Я же не идиот. У меня тогда был вариант с московским Торпедо. Козьмич (Валентин Иванов, тренер Торпедо, ‒ прим. А.П.) лично показывал мне и квартиру в Москве, на берегу Москва-реки. 

– Иванову вы тоже отказали? 

– Был отпуск, мы с женой поехали к ее сестре в Москву. Там на меня и вышли торпедовцы. Позвонили, предложили встретиться у станции метро Автозаводская. Я поехал. Тренер Торпедо Валентин Иванов лично показывал мне окна одной из квартир домов и говорил: «Вот твоя квартира, можешь заселяться». Я ему ответил тогда, что съезжу домой, подумаю и решу. 

Приезжаю в Днепр, это когда Емца убрали. Собрание команды. Главным тренером уже был Кучеревский. У нас был с ним разговор. Мефодиевич сказал: «Алексей, оставайся, ты мне нужен, гарантирую тебе место в основном составе». Говорю: «Да нет, я уже в Москве в Торпедо». И тут в наш разговор вклинивается Леонид Колтун, который произнес слова, которые все и решили. Попросил меня поиграть в Днепре еще годик, посмотреть, что и как. А если меня что-то не устроит – отпустят на все четыре стороны. 

Короче, мы с женой посоветовались и решили остаться в Днепре. Как оказалось, не ошиблись. У Днепра снова был подъем. Все трофеи Союза мы тогда собрали. Меня включили в список 33-х лучших игроков года. А дальше сборная – золото Олимпиады. 

– Хорошо, что не попали к Иванову. Говорят, что у него очень сложный характер был. 

– Не знаю. С Ивановым у меня были очень хорошие отношения. А уж если говорить об образцовом тренере, так я по своему опыту могу сказать – вы его не найдете. У всех свои заморочки. Я поиграл под руководством многих наставников, знаю, о чем говорю. 

«При Кучеревском, мы могли встретиться вечером, посидеть допоздна, а на другой день попросить отменить утреннюю тренировку»

– Можете рассказать, как в 1986-м убирали из команды Емца? В какой момент произошел раскол между тренером и группой опытных игроков? 

– У нас в команде назрел конфликт, который зашел очень далеко. Последней каплей стал инцидент, который произошел между Емцем и Лютым, прямо в раздевалке. Он возник как раз после матча с тбилисским Динамо, о котором мы говорили выше. Емец набросился на Лютого, зная, что все уже решено. Между ними возникла словесная перепалка. Много было нецензурной брани, с обеих сторон. 

Мое мнение: Емец зазнался, зазвездился, стал перегибать палку. Он на базу мог завезти нас в любое время. Например, игра в воскресенье вечером, а нас уже в четверг утром собирают – закрывают за четыре дня. У него была любимая фраза: «Киньте этим муркам кусок мяса и пусть сидят дома». Это в адрес наших жен. 

После игры на выезде он мог прямо с самолета повезти нас на базу и держать. Мы там больше времени проводили, чем дома. А нам по 20-30 лет. С ума можно было сойти! Короче, Емец потерял контроль над командой и начал применять неправильные методы. А тут еще этот скандал в раздевалке после игры последнего тура. Лютый швырнул футболку и уехал. Потом ночью, уже без меня, ребята куда-то ездили, договаривались, что-то решали.

– Ну и… 

– На другой день было собрание команды. Партийные работники от каждого требовали объяснений. Спрашивали: кто за тренера, кто нет. Емец стоял красный, как помидор, слова не произнес. А потом взял и ушел. Вот и все. Сезон закончился, а в начале 1987 года собралась команда, пришел Леонид Кучма, а с ним Евгений Кучеревский, тогда и представили его нам. Сказали: «Это ваш новый тренер». С этого момента стартовала эпоха Мефодиевича в Днепре. 

– Вы облегченно вздохнули, когда назначили главным Кучеревского? 

– Да это небо и земля. При Кучеревском мы на 100 % выкладывались на поле, но и отдыхали – будь здоров. Вечером, после игры, могли собраться все вместе, где-то поседеть допоздна, немного выпить. Так сказать – отметить победу. А утром, на другой день, приехать на базу и попросить, чтобы нам утреннюю тренировку отменили. 

Обычно капитан команды Антон Шох шел к Кучеревскому и говорил: «Мефодиевич, давайте утреннюю тренировку отменим». – «Вопросов нет». А дальше ‒ каждый сам по себе. Кто хотел, мог выйти и сделать легкую пробежку, кто-то через сеточку мог с мячом поиграть, а кто-то просто поспать. Зато вечером пахали по полной программе. У всех глаза горят, бились так, что искры летели. Вот это была команда. Характер был у нее. За счет этого, мы, как правило, и выигрывали. 

– А тренировки кто с вами проводил?

– Как правило – Колтун. Да, какая разница, результат ведь был. Уже в первый сезон серебро взяли. В 1988-м мы стали чемпионами. Могли завоевать золото и в 1989, если бы не тот штрафной, с которого спартаковец Шмаров, гол киевлянам забил на последней минуте. Что касается Мефодьевича, так он был отличным психологом, знал, на какие клавиши нажимать.

– Бывали случаи, когда Кучеревский срывался?

– В смысле срывался? На нас? Он мог сделать вид, что злится. Пару раз такое было. Но мы все его знали, то, что это добрейшей души человек. 

– Известен факт, когда, работая в Туле, Кучеревский запустил стакан в стену…

– Боже упаси! У нас такого не было. Когда команда уже была собрана и укомплектована, когда давала результат, нас и настраивать не надо было. Установка: говорили, кто, где играет, какие премиальные – все. Остальное мы сами на поле делали. 

Во второй части нашей беседы – Чередник-легионер и Чередник-скаут. Вы узнаете, каково было советскому легионеру в английском чемпионате, как игралось на родине «Титаника», и кто из супер-звезд был в шаге от перехода в Шахтер.

***

Фото: из личного архива Алексея Чередника